— Что касается твоего вопроса, Шадрак, то я не знаю точно, сколько кораблей в этой армаде, но я знаю, что ты несешь ответственность за них, как и за миллионы душ, что на них находятся. Военачальник должен не только планировать сражения, но и спать. Пусть тебя заменит Лумак, или Мехоза, или этот чертов Далкот. Но тебе необходимо отдохнуть, чтобы не рисковать всем, что удалось достигнуть.

— Я только и делаю, что оцениваю риск, брат. Ayг — это риск, Железные отцы — это тоже риск. Я хочу использовать всех, поскольку бросаю в эту битву всё, что у меня есть. Всё. Мне надо расставить корабли, продумать диспозицию войск, тактику, дислокацию. Цепь Арагны велика, но и она не в состоянии скрывать силы, которыми я командую. По–твоему, я не знаю, что он делает?

— Он ждет тебя.

— Он ждет меня. Точно. А это означает, что он уверен в своих силах. Что у него есть ресурсы. А у меня что есть, то и есть. Мой заслуженный меч. Его кромка кое–где выкрошилась и не такая острая, как мне бы хотелось, но я пущу его в ход и буду наносить удар за ударом, пока не сломается оборона Марра либо мой клинок. Так или иначе, все закончится. Я готов умереть. А он?

— Его смерть меня не интересует, — с раздражением ответил Горгонсон. — А вот твоя речь прекрасна. Тебе следовало бы заложить ее в память и в подходящий момент дать прослушать своим капитанам. Но, если ты не отдохнешь, если твой мозг будет работать хуже, ты можешь не увидеть, что сломается раньше. Вот это я знаю наверняка.

Медузон, устав от этого разговора, поднялся:

— Я жду тебя в командном пункте, как только прозвучит сигнал к началу.

Горгонсон кивнул:

— Конечно. Но ты хоть попытаешься отдохнуть?

— Если это тебя успокоит, то да, попытаюсь.

— Не успокоит, но хотя бы порадует.

— Ну, а что ты думаешь об Ауге?

Горан пожал плечами:

— Он стал другим.

— Другим? Как это?

— Холодным, как машина.

— Мы все частично машины, брат, — ответил Медузон.

Он повернул бионическую руку и стад сжимать и разжимать пальцы, наблюдая, как работают сервоприводы.

— Да, плоть слаба, — намеренно повторил Горгонсон избитую фразу и махнул рукой в сторону главного апотекариона. Несколько Железных Рук неподвижно лежали на медстолах, и, возможно, им уже не суждено было встать. — Никто не знает это лучше, чем я. Адепты Марса с ним что–то сделали. Я не могу понять, что именно. Я пытался, но с имеющимися приборами ничего не выходит. Меня тревожит даже не его плоть, а его разум. С ним что–то произошло.

— Возможно, это скорбь по нашему павшему отцу?

— Возможно. Думаю, именно поэтому они создали изображение погибшего примарха. Они верили, что он жив.

— Они верили, что это он. Это смутило меня, когда я увидел на троне статую, закутанную в мантию и полускрытую тенью.

— Ты хотел, чтобы это было правдой, но здравый смысл отверг эту возможность.

Медузон покачал головой:

— Дело не в здравомыслии. Я чувствовал обман, чувствовал инстинктивно. Металл прочнее плоти, но он не в состоянии полностью ее заменить. Он не может оживить мертвеца. Верить обратному — значит поддаться гордыне. С нашими братьями так и случилось.

— В таком случае, как ты объяснишь присутствие на борту нашего корабля живого, дышащего примарха?

— Вулкана? В каком смысле?

— Он умер Шадрак. Если верить слухам, он умер не раз. Саламандры покинули Макрагг, увозя с собой труп.

Медузон прищурился:

— Ты не веришь, что он тот, за кого себя выдает?

— О нет, это он и есть. В этом невозможно обмануться. Такое нельзя повторить, да еще настолько безупречно. Я только спрашиваю, как он может быть живым?

— Я думаю, Вулкана и самого это волнует.

Горгонсон усмехнулся:

— А тебе известен хоть один воин Саламандр, кого не интересовали бы экзистенциальные проблемы?

— Нурос?

Горгонсон громко засмеялся:

— Он слишком долго пробыл на борту «Железного сердца».

— И пробудет здесь еще дольше.

— Вулкан не забирает с собой Змиев?

— Только своих спутников.

Горгонсон явно удивился, но больше не задавал вопросов.

— Я не знаю, как Вулкан восстал из мертвых и был ли он вообще мертвым, — сказал Медузон. — Но я видел, как он разбил руку отца. Я видел, как молот влетел ему в руку, и несокрушимое серебро с одного удара рассыпалось на части.

— Они подобрали руку?

— На Истваане — иначе она не могла к ним попасть.

Горгонсона ужаснуло подобное святотатство, хоть и совершенное с благородными намерениями.

— Как долго они ею владели?

— Достаточно долго, чтобы создать тело, чтобы основать культ в его честь. Подозреваю, что сначала это была просто реликвия, повод считать нашего отца живым даже после смерти. Ты слышал о Ключах Хель?

— «Они будто огонь, который отняли у горы. Они — то, чего быть не может и не должно», — ответил Горгонсон, цитируя древнюю легенду — «Лишь в последние дни человечества, когда закон уже ничего не значит, можно подумать о том, чтобы довернуть их в замках». Это же область безумия, — добавил он.

— Кибернетическое воскресение.

— Ты думаешь, что Ayг и другие братья пытались повернуть Ключи Хель и с их помощью воскресить нашего отца из мертвых?

— В каком–то смысле — возможно. Но вместо тела у них имелась только рука, его рука.

Горгонсон судорожно выдохнул и потер подбородок. На какое–то мгновение его взгляд устремился в невидимую даль.

— Неужели наше отчаяние так сильно, что мы обращаемся к подобным вещам? Ведь смерть освобождает от долга.

— Что бы они ни сотворили, их ждала неудача. Вулкан положил конец их попыткам. Позже Ayг осознал содеянное ими — я увидел это по его глазам. Отчаяние толкает на отчаянные поступки. Я верю в его раскаяние

— Я ничего не видел, так что не могу судить. Это, как и многое другое, предстоит решать тебе, Шадрак. — Горгонсон поджал губы. — Ayг изменился, это я могу сказать с уверенностью.

— Война всех нас изменила, Горан, и в этом Джебез неповинен.

— В таком случае ты получил ответ.

— Кажется, да.

Медузон покинул апотекарион, чтобы подготовиться к битве. Сон может подождать. Ayг ждать не может.

«Железное сердце», несмотря на вибрацию работающих вхолостую двигателей, казалось, замерло. Экипаж с безмолвным усердием занимался своей работой. Даже почти лишенные плоти воины разошлись по своим каютам, оставив пустыми тренировочные клетки. Залы для упражнений на мечах заполнила оглушительная тишина.

В коридорах лишь слабо мерцал свет.

Корабль затаил дыхание.

Казалось, только сервиторы работают в обычном режиме.

Медузон встретил одного из них в длинном нижнем коридоре — мужская особь, лишенная волосяного покрова, с бесцветной кожей, двигалась из расположенных на корме мастерских. Сервитор ничего не говорил, проходя мимо военачальника, а только бессмысленно смотрел перед собой, выполняя заданную команду. Ленточные гусеницы, шумно скрежетавшие по палубе, заменяли ему ноги, а руками служили зажимы для инструментов. Он нес ящик е тяжелыми боеприпасами, предназначенными для электромагнитных катапульт.

В бездушных глазах застыло нечто вроде дурного предчувствия, которое трудно было не заметить. Медузон увидел в них свое холодное, мертвое изображение.

Светильники на несколько секунд погасли, погрузив корабль в темноту, но генераторы восстановили освещение. Только теперь это был серый полумрак, тусклый и неприятный.

Из полутени навстречу ему ковылял Лумак с рассеченным надвое черепом. Следом за ним тащился Мехоза, наполовину обгоревший, волочивший за собой отказавшую ногу. Потом показались Нурос и Далкот, преображенные почти до неузнаваемости поршнями и бионическими элементами. То ли ожившие мертвецы, то ли призраки.

И наконец, он увидел Ауга, сопровождаемого братьями по культу; его порывистые движения больше напоминали работу механизма, чем шаги человека. Судьба поманила его.