Дождь разошёлся, когда они добрались до тела Карброна Велкса. Непрерывный звон капель по металлическим доспехам сливался в почти мелодичную последовательность. Дождь смыл грязь, прилипшую к броне воина, открыв смертельную рану. Зеленоватый цвет брони от времени местами потускнел до серого. По стилизованному глазу, нанесённому в центре нагрудника, стекали ручейки воды. Но с вмятинами и пробоинами в доспехах дождь ничего не мог поделать.

— Похоже, они добрались до Велкса, — равнодушно заметил воин.

— Как ты догадался?

Он представил, как Сцибал, отвечая, приподнял бровь.

Воин повернулся лицом к сержанту:

— Ты сегодня не в меру шутлив, Кизен. Как ты думаешь, почему они отсекают наши головы, брат? Что это — какой–то жалкий жест возмездия?

— Мне больше интересно, зачем мы здесь, капитан, — ответил Сцибал.

— А, понятно, — Капитан жестом подозвал одного из своих почётных гвардейцев, огромного чемпиона роты, крепко сжимавшего смертельно опасный погребальный меч. — Цион… если тебе не трудно…

Воин указал взглядом на сейф, наполовину утопленный в пол полуразрушенного здания.

Цион Азедин коротко кивнул, обнажил меч и рассёк крышку сейфа пополам.

— Пусто, капитан, — раздался его резкий голос, ещё более скрипучий из–за шлема.

— Ты ухмыляешься, Марр, — заметил Сцибал. — Почему? Этот мерзавец Медузон все отсюда забрал.

Тибальт Марр кивнул. Он оглянулся, и один из молчаливых стражей тотчас протянул шлем.

— Верно, — сказал Марр, надевая шлем с гордо стоявшим поперечным гребнем на макушке. — И в самом деле, забрал.

Больше группа нигде не задерживалась. Небольшой военный отряд, всего лишь горстка Сынов Хоруса, оставил Хамарт III догорать. «Грозовая птица» опустилась, чтобы их забрать, и горячие струи двигателей всколыхнули атмосферу, насыщенную запахами медленного гниения, установившуюся вокруг разгромленного лагеря. Их ждал «Последователь Луперкаля».

Во время перелёта Тибальт Марр не переставал усмехаться.

«Да, — повторял он про себя, — Медузон забрал всё».

— Мы должны выбрать одно из двух, — решительно заявил Кернаг.

Его слова отозвались эхом в надгробном зале, одном из многих подобных помещений старого Нерроворна. Часовня, построенная в память о погибших в местных войнах, по странной иронии пережила всеобщее истребление. Впрочем, какой смысл убивать тех, кто уже мёртв? Ряды захоронений тянулись вдоль стен один над другим, вплоть до самого сводчатого потолка. Там когда–то сияли искусно выполненные созвездия, теперь потускневшие от времени и забвения. Ухаживать за памятником больше было некому, и со временем ему предстояло угаснуть, как и всему Нерроворну, хотя здание и не получило повреждений.

В центре мрачного зала возвышалась статуя, втрое превосходящая высотой железного отца, а широкий круг каменных плит образовывал нечто вроде площади. Было уже невозможно определить, воздвигли её в честь генерала, политика или артиста; человеческая жизнь, увековеченная в тёмном мраморе, уже не имела значения, как и гибель породившей её цивилизации. Война стёрла её, как и многое иное в Галактике.

— Мы должны выбрать одно из двух, — повторил Кернаг, сверкнув глазами, горящими целеустремлённостью.

Вместе со своими сторонниками он стоял в тени статуи на краю площади. Их голоса уносились вверх и во все стороны по всей часовне, единственному зданию на удалённом спутнике с достаточно плотной атмосферой, чтобы поддерживать жизнь. Слишком маленький для любых других целей, он был целиком превращён в мавзолей.

— Или мы поддерживаем тщеславие Медузона, или посвящаем себя делу сохранения легиона, — поддержал его Норссон, и в его голосе прозвучал оттенок неутихающего холодного гнева. — Этот кузнец Шадрак не имеет права говорить от имени всей Медузы.

Рааск Аркборн кивнул, подтверждая своё согласие громким скрипом имплантатов, вживлённых в шею. При этом он смог унять механическую вибрацию в повреждённой бионической руке, но усилие проявилось на лице, изрезанном боевыми шрамами.

— Как может терранин определять будущее нашего легиона? — воскликнул он. — Его дерзость грозит опасностью.

— Его эмоции и устремления заслоняют здравый смысл, — добавил Равт, скрестив на груди могучие руки. — Плоть слаба, братья.

Участники тайного собрания, чьи корабли ждали возвращения посланных за лидерами эскортов, единодушно кивнули. Небольшая задержка не вызовет никаких подозрений.

— Плоть слаба, — монотонно повторили они хором.

— Так что же мы можем сделать? — раздался ещё один голос, и Джебез Ayг наклонился, подставляя лицо к свету. Его облик мерцал из–за несовершенства изображения — природные условия данного региона вызывали помехи гололитической связи. — Я разделяю ваше беспокойство, братья. Шадрак Медузон никогда не хотел взваливать на себя эту ношу. Она обрушилась на него, и я отчасти несу за это ответственность. Он чувствует себя так, словно оказался в незнакомых водах.

— Он ещё недостаточно свободен от плоти, — сказал Аркборн, хотя его собственные неотрегулированные бионические элементы едва ли могли служить веским аргументом в пользу механизации, — Если бы это удалось исправить…

— Я сомневаюсь, что он без веской причины согласится на дальнейшую аугментацию, — возразил Норссон, сжимая кулаки.

— Он не согласится, — подтвердил Ayг. — А если бы и пошёл на это, сейчас он слишком перевозбуждён.

— На что же ты, надеешься, брат? — спросил Кернаг.

Лицо Ауга — настоящее, не на гололите — осталось абсолютно неподвижным.

— На то, что мы выйдем из войны. Но для этого необходимо сместить Шадрака Медузона с поста военачальника. Это единственный логичный курс на выживание легиона.

Он повернулся и посмотрел на неясный облик фигуры, значительно превышающей ростом каждого из них, сидящей в тени на краю площади, рядом с могилами. Фигура не двигалась, но её доспехи и заключённая в ней бионика издавали негромкое гудение. Позади, тоже скрытое в тени, почётным караулом стояло отделение Бессмертных.

— Медузон должен встать на путь машины, — заявил Равт, — или покинуть свой пост. Для блага Железной Десятки. Такова ли воля Горгона?

— Воля Горгона — это мы, — сказал Ayг. — Его культ, его машинный культ. Узы плоти сильнее, если укреплены металлом.

Бессмертные ударили о землю прорывными щитами, наполнив воздух нестройным звоном.

Кернаг, Норссон, Равт и Аркборн повернулись, но вопрос монарху, сидящему на престоле среди них, задал Ayг.

— Такова ли твоя воля? — спросил он. — Такова ли воля Горгона?

Правая рука фигуры слегка поднялась. На ней не хватало одного пальца.

Фратеры приняли это за знак подтверждения и поклонились.

Глава 8 

СУДЬБЫ

ПОКА ЕЩЁ СКРЫТЫ

Бартуза Нарек в одиночестве стоял среди развалин города. Он не мог вспомнить, как сюда попал, и не узнавал местность. Он лишь знал, что это не Ноктюрн.

Он решил, что умер и оказался в каком–то бледном и невыразительном подобии чистилища, чего, как сам признавал, давно заслуживал.

Бесконечные руины простирались во все стороны. Разбитые жилые комплексы осели бесформенными грудами обломков и мусора, верхние этажи полностью погребли под собой нижние. В разоренных торговых кварталах едва можно было угадать разрушенные торговые дома и деловые конторы. Улицы и проспекты вели к глубоким каньонам или тупикам. Парки выгорели, статуи опрокинуты, фонтаны засорены. Культура, здравомыслие и процветание — все обратилось в прах. Следы старой жизни еще сохранились в оболочках и внешних атрибутах, как тени, не желающие исчезать в лучах восходящего солнца.

Нарек нагнулся и провел пальцем по пыли, покрывающей все вокруг. Палец стал белым; лизнув его, воин понял_, что это пепел. Человеческие останки, сгоревшие в пламени жертвенных костров.

«Останки старой жизни», — напомнил он себе.